Ноутбук-трансформер Asus ZenBook Flip UX360CA: очень тонкий, легкий, с продолжительным временем автономной работы и режимом планшета. Описание и характеристики

Как известно, чтобы мало зарабатывать, надо много и упорно учиться. Так является ли работа ученого - а к ней упомянутая максима применима в полной мере (по крайней мере, в России) - достойной таких скорбных усилий? Наш ответ - «да». И вот почему: ученые обладают изрядной свободой в выборе объектов своих исследований и нетривиальными возможностями карьерного роста, а в научных лабораториях, университетах и международных сообществах царит практически пушкинский дух товарищества, вдохновляющий на то, чтобы сделать свой вклад в текущий исторический момент эпохи биологических революций. В этом эссе будут изложены девять причин, по которым карьера ученого может заинтересовать молодых людей, не ищущих легких путей в жизни.

Многих студентов привлекает карьера ученого, поскольку их больше интересует именно научная работа, а не финансовое вознаграждение как таковое . Готовящиеся встать на тернистый путь науки непременно выслушают, почему им стоит трижды подумать, прежде чем сделать этот выбор. Среди этих причин: ученому трудно найти работу, зарплата низкая, опубликовать статью трудно, написание заявок на гранты отнимет все свободное время, а вероятность получить финансирование - иллюзорна, и т.д. Подобное, конечно же, случается. Но это только одна сторона работы ученого, а ведь есть и вторая, яркая сторона - и, узнав о ней, вы получите шанс впечатлиться позитивом, который несет работа в науке.

Сомнения и неудачи, конечно же, частенько преследуют научного работника (как и представителей многих других профессий), но этот пессимизм не стоит ставить во главу угла. В профессии ученого есть абсолютно уникальные плюсы, но, прежде чем огласить весь список, хочется сделать несколько уточнений.

Во-первых , быть ученым - это не райское блаженство, а тяжелый труд, вряд ли посильный для каждого. Есть много других способов сделать карьеру, и каждый человек должен делать именно тот выбор, который максимально соответствует его собственной мотивации и стилю жизни.

Во-вторых , непременным моментом является увлеченность своей работой, потому что она как ничто другое способствует достижению хороших результатов и позитивному мышлению в случае череды неудач.

В-третьих , не всё в работе ученого так потрясающе, и не каждый рабочий день будет озарен огоньком успеха. На самом деле, не менее 95% рабочего времени ученого - это пора упорного и довольно монотонного труда, и, только сумев довести дело до точки (или хотя бы до запятой), получаешь шанс насладиться пусть небольшим, но все же открытием.

Рисунок 1. - один из самых выдающихся и продуктивных изобретателей, автор 1093 патента США. Он усовершенствовал телеграф, телефон, киноаппаратуру, разработал один из первых коммерчески успешных вариантов электрической лампы накаливания, построил первые электровозы, положил начало электронике, изобрёл фонограф. Именно он предложил использовать в начале телефонного разговора слово «алло».

Причина 1: свобода выбора направления исследований

Самая важная, равно как и наиболее привлекательная составляющая часть работы ученого - это проведение собственной исследовательской программы. В науке, в отличие от работы в компании со сложной (вплоть до «вертикальной») иерархической структурой, проекты и направления исследований, как правило, не диктуются высшим руководством. Напротив - в научной среде профессора, деканы и заведующие лабораториями поощряют самостоятельное мышление своих молодых научных работников, а не говорят им, что, когда и как делать . Свобода направлять собственные исследования в нужное русло - великое достижение, однако любая свобода требует инициативы и трезвых суждений, умения принимать решения и отвечать за их последствия.

Напоминаем: рассматривается довольно-таки идеальный случай. - Ред.

Естественно, самостоятельный выбор направления исследований сопряжен с серьезными рисками. Допустим, «не популярное» направление исследований с высокой вероятностью не получит финансовой поддержки от организаций, выдающих гранты. Однако практика показывает, при подаче заявки на грант можно формулировать свои мысли достаточно обтекаемо, чтобы заложить в них свои научно-исследовательские планы. В принципе, ученые обладают даже большей свободой в выборе своей темы, нежели труженики большинства творческих профессий. Художники, писатели и фотографы вынуждены продавать свои работы или оказывать какие-либо другие услуги, чтобы выжить. Насколько же повезло ученым, которые имеют возможность выбирать проекты, удовлетворяющие их интеллектуальные и творческие амбиции, и при этом ежемесячно получать зарплату !

Возможно, ситуация именно так и обстояла в СССР: недаром широкую популярность обрел афоризм академика Арцимовича насчет того, что «наука - это лучший способ удовлетворения личного любопытства за государственный счёт». - Ред.

Причина 2: широкие возможности карьерного роста

Работа ученого требует постоянного совершенствования личных навыков, поскольку спектр стоящих перед исследователем задач непрерывно меняется, и все эти задачи - сложные. Причем часто область деятельности ученого выходит за пределы чисто научной проблематики - это административная работа, преподавание, работа в промышленности, в комиссиях при правительстве и т.п. Таким образом, ученый может выбрать множество различных путей развития своей карьеры с учетом того, как меняются с течением времени его интересы, приоритеты и цели.

Максимальные перспективы при этом откроются перед тем, кто найдет в себе силы не оставить основной научной деятельности. Например, можно быть исследователем в лаборатории и преподавать в вузе, написать книгу, вести веб-сайт или работать на руководящей должности в биотехнологической компании. Каждый из этих видов деятельности одновременно сложный и интересный. Они позволяют развивать свои интересы и приобретать новые навыки, открывают новые горизонты, с которыми основной научно-исследовательской работе может прийти второе дыхание.

Причина 3: участие в великой эре открытий

Мы живем в захватывающее для биологов время, когда все области этой науки стремительно развиваются. Изучение строения и деятельности живых организмов - вплоть до уровня отдельных молекул и взаимодействий между ними - имеет и огромное практическое значение для жизни и здоровья человека. Непосредственное участие в научных открытиях, пусть даже очень скромных, представляет собой колоссальный опыт и дает возможность понять, оценить и насладиться происходящим в биологических науках в целом.

Важным аспектом работы ученого является и постоянное обучение, которое заключается в чтении большого количества научных статей, участии в семинарах и конференциях, посещении лекций выдающихся ученых. А это значит (конечно, при условии, что статьи хорошие, а лекции - интересные), что, работая, можно наслаждаться и вдохновляться работой других.

Рисунок 2. - выдающийся американский физик, один из создателей квантовой электродинамики. В 1943–1945 годах входил в число разработчиков атомной бомбы в Лос-Аламосе. Разработал метод интегрирования по траекториям в квантовой механике, а также метод диаграмм Фейнмана в квантовой теории поля, с помощью которых можно объяснять превращения элементарных частиц. Предложил партонную модель нуклона, теорию квантованных вихрей. Реформатор методов преподавания физики в вузе. Лауреат Нобелевской премии по физике.

Причина 4: быть частью внеполитического международного сообщества

В наши дни совершенно не важно, в каком городе или стране работает ученый. Местонахождение научной лаборатории не влияет на ее связи с мировым научным сообществом . Современные ученые живут и работают в США, Индии, Японии, Китае, Европе. И хотя все они были воспитаны в разных культурных традициях, у них есть много общего в результате постоянного обмена опытом в науке, страсти к открытиям и поиску истины. Самое интересное здесь то, что эта общность интересов основана, прежде всего, на самоорганизации, а не на каком-либо официальном партнерстве.

Хотя утверждать, что связь между общей научной провинциальностью и принадлежностью к конкретному государству совсем отсутствует, было бы наивно. - Ред.

Трудно переоценить роль профессии ученого в развитии международного сотрудничества. Члены национальных академий наук и международных научных сообществ могут преодолеть политические, религиозные и языковые барьеры, общаясь друг с другом на языке науки. Ученые могут гордиться тем, что результаты их труда объединяют мир и улучшают качество жизни людей. Кроме того, международные проблемы науки и образования привносят много интересного в личную жизнь ученых.

Причина 5: ветер странствий

Частые поездки по миру сопутствуют многим профессиям, однако в большинстве случаев это воспринимается скорее как обуза, нежели как бонус. Допустим, в деловых кругах командировка зачастую означают подготовку к взятию штурмом очередного рубежа продаж, и места в бизнес-классе не так уж сильно скрасят возникающее в результате нервное истощение. Ученые же обычно путешествуют эконом-классом, но зато они сами решают, куда и сколько им ездить. Поездки на семинары и конференции являются важным средством обмена информацией и инструментом налаживания контактов для сотрудничества, поиска партнеров и т.п. Такие поездки также довольно увлекательны и полезны еще и тем, что они дают возможность в ходе семинара лично встретиться с именитыми учеными, узнать об их исследованиях, пообедать со студентами, приятно провести время за ужином с коллегами и прочее.

На конференциях и семинарах также предоставляется возможность увидеться со старыми друзьями и завести новых. Во время этих встреч обычно обсуждаются различные научные проблемы, новые проекты, возможность сотрудничества, свежие идеи. Из таких командировок ученые возвращаются заряженными позитивной энергией, с багажом новых идей для экспериментов или с четким представлением о том, как можно продвинуть свои исследования вперед. Ну и, конечно же, семинары или научные конференции зачастую проводятся в удивительных городах и странах.

Кроме того, ученые имеют возможность совершать поездки на более длительное время (например, на год) для обмена опытом с другими исследователями и получения новых навыков. Это колоссальная возможность увидеть мир и овладеть самыми современными методиками работы. К тому же, это дает возможность выучить новые языки, ближе познакомиться с культурой разных стран и народов.

Причина 6: плечом к плечу

Рисунок 3. окончил Гарвардский университет, а диссертацию защитил в Оксфорде. В 1990 г. начал работать на физическом факультете Корнелльского университета. С 1996 г. - профессор физики и математики в Колумбийском университете. Грин читал лекции в более чем в двадцати странах, выступая как перед специалистами, так и перед широкой аудиторией. Его имя широко известно за ряд фундаментальных открытий в теории суперструн.

В сознании многих людей сложился такой стереотип ученого - это человек, который проводит малопонятные эксперименты, пребывая в глубокой задумчивости под сенью стеллажей с пробирками в пыльной лаборатории. Однако в таком представлении многое не совсем верно! Прежде всего, сегодня ученые редко используют традиционные стеклянные пробирки. Но важнее то, что научная деятельность содержит мощный социальный фактор. Работа в хорошей исследовательской лаборатории не только результативна в смысле науки, но дает также ощущение второй семьи. Это и совместные обеды, и перерывы на кофе, и празднование дней рождения, и вечеринки, и пикники с прогулками. Именно во время таких неформальных встреч часто рождаются самые интересные идеи.

Работа в лаборатории способствует установлению дружеских отношений, и отсутствие жесткой иерархии, характерное для научного сообщества, лишь стимулирует этот процесс. Научная работа дает ощущение вечной молодости, поскольку исследованиями занимаются преимущественно молодые люди: студенты, аспиранты, молодые ученые . А профессора выступают в роли маститых консультантов, учителей, наставников, - и зачастую узнают последние новинки научного мира от своих подчиненных.

По сведениям из первых рук, во многих российских НИИ возрастная структура несколько отличается от описываемой. - Ред.

Причина 7: гибкий график

Ученые в значительной степени освобождены от жесткого рабочего графика. Приход в лабораторию не диктуется, например, открытием фондового рынка. Также в любое удобное время можно сделать перерыв на обед, а не обедать в строго отведенные для этого часы. Таким образом, свой рабочий день, неделю, месяц можно планировать самостоятельно. Что же касается рабочего места - зачастую кафе или даже пляж являются более благоприятным местом для работы над рукописью, чем офис, где постоянно на что-то нужно отвлекаться.

Однако важно понимать, что такое на самом деле гибкий график: это вовсе не означает, что можно мало работать и редко приходить в лабораторию. Все как раз наоборот. Из-за того что научная работа требует неограниченного времени, ученые чаще всего трудоголики, а не лентяи. Они работают и по утрам, и по вечерам, и по выходным. Если ученый говорит: «Я буду дома через 30 минут» , это обычно означает, что ждать его следует через час, а то и позже. Но преимуществом такого графика является то, что можно самим определять удобное время для отдыха или для выполнения необходимых семейных дел. Это ваше время, и вы сами им управляете до тех пор, пока вы заслуживаете этой гибкости, будучи ответственным и продуктивным в своих исследованиях.

Кстати, свободный стиль работы также предполагает свободный стиль и в одежде. Что также не может не радовать.

Причина 8: сеять разумное, доброе, вечное

Работа ученых, как правило, сосредоточена на проблемах, которые они считают интересными, хотя есть в этом часто и доля лукавства. В отдельных случаях исследования или новые технологии могут быть сразу же внедрены в виде нового лекарственного препарата или устройства. Однако даже если эта цель и не будет достигнута, добросовестно полученные научные знания делают более глубоким понимание мира, в котором мы живем, а это обязательно принесет свои плоды в будущем. Знания в чистом виде или способ применить их на практике - это то, чем может гордиться ученый. Преподавание своих знаний и наставничество также является важным вкладом в развитие общества. Каждый ученый может сделать свой собственный вклад - например, давая лекции школьникам и студентам, преподавая в университете, выступая перед широкой общественностью.

Причина 9: будь здоров, школяр!

Большинство университетов и научных институтов основано на принципах «школярства». Являющиеся неотъемлемой частью работы ученого изучение нового, написание научных работ, преподавание и наставничество не дадут вам расслабиться и перестать впитывать новое. И если по сути своей вы вечно юны и полны тяги к знаниям, подобно студенту, то иметь такую работу - неоценимое преимущество и возможность воплотить в жизнь классическое «век живи, век учись».

Ученые облечены доверием просвещенного общества, которое делает это школярство возможным, отдавая себе отчет в том, что только «профессиональное школярство» способно сказать новое слово в промышленности и общественном укладе жизни. Долг исследователя - оправдать это доверие и усердно работать на благо всего человечества .

Редакция воздерживается от язвительных комментариев по поводу этих высоких стремлений. - Ред.

Выводы

Суммируя все вышесказанное, можно сделать вывод, что очень важно любить свою работу по-настоящему. Ведь далеко не каждый человек искренне может сказать: «Да, я люблю свою работу» . Многие люди в разных профессиях просто день за днем выполняют свои обязанности и с нетерпением ожидают выхода на пенсию. А ведь так важно, чтобы работа приносила истинное удовольствие - такое же, как и отпуск с семьей, прогулки с детьми, походы в рестораны и театр. Все это делает жизнь прекрасной и удивительной, - такой, которой хочется наслаждаться, а не ждать пенсии.

Адаптированный перевод эссе Рональда Вейла .

Литература

1. R. D. Vale. (2010). It"s a Wonderful Life: A Career as an Academic Scientist . Molecular Biology of the Cell . 21 , 11-14;

Российская наука становится женским делом. Это стало следствием падения престижа профессии как таковой, многочисленными скандалами с диссертациями, невысокой заработной платы и медленным карьерным ростом.

Добавьте к этому возможность альтернативной воинской службы, которую прежде молодые люди пережидали в аспирантуре, высокую плату за проживание в студенческих общежитиях и экономические трудности семей, которым теперь не по средствам поддерживать будущего ученого в чужом городе.

Конечно, научная степень придает дополнительный вес любой профессии, однако теперь, когда цена обмана слишком велика, а реальная работа кропотлива и требует времени, ее получение не представляется столь желанным.

Однако и прежде существовали направления, в которых по большей части работали женщины. Этот факт учли организаторы международного проекта L’OREAL-UNESCO «For Women in Science». По условиям конкурса соискательницами национальной стипендии могут стать женщины-ученые, кандидаты и доктора наук в возрасте до 35 лет, работающие в научных институтах и вузах в области физики, химии, медицины и биологии. Впервые в 2007 году на международной церемонии в Париже премии была удостоена российский профессор Татьяна Бирштейн – за ее исследования в области науки о полимерах. В 2015 году она вошла в состав российского жюри наряду с заведующим кафедрой физики полимеров и кристаллов физического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова Алексеем Хохловым, заведующей лабораторией физико-химии модифицированных поверхностей ИФХЭ им. А.Н.Фрумкина РАН Ольгой Виноградовой и другими.

Как женщины становятся учеными и что такое для них успех в науке Радио Свобода рассказали победительницы последних лет Мария Борисова (Институт фундаментальных проблем биологии, Пущино), Ольга Булавченко (Институт катализа им. Г.К. Борескова СО РАН, НГУ, Новосибирск), Анна Вологжанина (Институт элемента органических соединений им. А.Н.Несмеянова РАН, Москва), Маргарита Ремизова (МГУ им. М.В.Ломоносова, Москва) и Наталия Миропольская (Институт молекулярной генетики РАН, Москва).

Призвание

Маргарита Ремизова

Не могу сказать, что с детства только и мечтала о том, что стану заниматься наукой. Правда, у меня был общий интерес, скажем так, естественнонаучной направленности. Нравилась и ботаника, и позже биология, география, история. А еще ходила в музыкальную школу.

Когда пришло время поступать в институт, выбор было трудно сделать. С одной стороны, мне хотелось что-то такое биологической направленности, включая врача, ветеринара. С другой стороны, географом тоже быть неплохо. Еще меня очень интересовала археология. А еще тянуло к языкам - на филологию с лингвистикой. Но выбрала все-таки биологию.

в конце концов, от меня отстали, и я занималась тем, чем хотела – ничем

Ольга Булавченко

У меня не было тяги к физико-химическим исследованиям, и химию я не особо любила. Мама пыталась найти во мне какой-то талант и развить его. Одно время она со мной музыкой занималась, потом отдала меня в художественную школу, затем в секцию дзюдо. Правда, она меня никогда не заставляла делать то, что мне не нравилось. Соответственно, на всех этих поприщах я не преуспела. В конце концов, от меня отстали, и я занималась тем, чем хотела – то есть ничем.

Наталия Миропольская , старший научный сотрудник Института молекулярной генетики РАН:

Моя научная карьера сложилась по воле случая. В начальной школе я любила кружки рукоделия, и до сих пор занимаюсь этим в свободное время. Музыкой занималась 3,5 года, пока не надоело. Что касается биологии, то в школе особо ею не интересовалась. А с химией вообще был полный провал, поскольку учителя все время менялись.

В 10 классе я задумалась о выборе специальности. Мама сказала: "Так классно быть психологом". Я согласилась: "Да, наверное, хорошо". Начала учить биологию и подумала - о, да биология сама по себе интересна. И стала готовиться на биофак.

Мария Борисова

Я училась в городе Йошкар-Ола, это республика Марий-Эл. Первую половину школы занималась плаванием, а вторую половину мечтала о том, чтобы стать врачом, хирургом. Но тогда были сложные времена, и моя мама одна воспитывала троих детей. А в нашем городе не было высшего учебного заведения по медицине, и отправить меня в другой город мы тогда не могли себе позволить. Поэтому я поступила на биолого-химический факультет дома.

Анна Вологжанина

Я выросла в Самаре, сначала училась в совершенно обычной школе, а дополнительно ходила в художественную. И после 9-го класса почти собралась поступать в художественное училище. Однако после долгих раздумий, консультаций с родителями, я решила, что я все-таки буду продолжать учиться, поэтому нужно найти школу уровнем повыше. И я поступала в одну из лучших школ Самары - 1-у гимназию. Там-то выяснилось, что языковое направление, на которое мне очень хотелось пойти, я не потяну, потому что у них два языка, а я учила только один, да и уровень его оказался весьма скромным. Поэтому поступила на физико-математическое направление. И с удивлением обнаружила, что у меня очень хорошая химическая подготовка.

Про науку

я очень благодарна людям, которые настояли и заставили меня сделать неосознанный выбор

Мария Борисова , ведущий научный сотрудник Института фундаментальных проблем биологии РАН (Пущино):

Многие мои родственники по линии отца занимаются наукой. Но, честно говоря, к науке меня стимулировало не это. Научная руководительница моей дипломной работы когда-то защищала кандидатскую диссертацию в Пущино. И ей очень понравилось, как я работаю. Поэтому она сказала, что даст мне рекомендацию для поступления в аспирантуру, но я отказывалась, потому что хотела быть врачом. Но тогда моя руководительница позвонила маме, и, несмотря на то, что мы уже нашли мне работу в одном из медицинских учреждений города, она согласилась на новую перспективу. И теперь они уже вдвоем очень настоятельно упрашивали меня поехать в Пущино поступать в аспирантуру. В общем, сейчас, по прошествии многих лет, я очень благодарна этим двум женщинам, которые настояли и заставили меня сделать неосознанный выбор.

Маргарита Ремизова, ассистент биологического факультетаМГУ имени М.В. Ломоносова, Москва:

При поступлении в университет я ничего про науку не понимала. Мне кажется, что люди, которые поступают на первый курс, очень слабо представляют, что такое - заниматься наукой. Многие поступают по принципу - МГУ хороший вуз, неплохо бы получить его диплом. И когда я поступала в университет, то в аспирантуру совершенно не собиралась и про науку не думала. Но как-то так пошло, начиная с 3-го курса, и я поняла, что это такая творческая деятельность - что-то делаешь руками, где-то подумаешь головой.

Анна Вологжанина , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:

Я с первого курса начала заниматься научной работой, потому что уже знала преподавателей кафедры, которые приходили к нам в школу, рассказывали что-то интересное по химии, иногда помогали готовиться к олимпиадам. Поэтому я пошла сразу к ним на кафедру. И к 5-му курсу было жаль просто уйти, не защитив при этом кандидатскую диссертацию, раз уже столько сделано, и уже есть печатные работы.

Ольга Булавченко , научный сотрудник Института катализа РАН, Новосибирский госуниверситет:

В университете я училась средненько. А то, что начала заниматься наукой, было, скорее, связано с научным руководителем. На 3-5 курсе университета у нас практика происходит в НИИ катализа, и меня увлек сам процесс – получение нового знания, размышления, почему так происходит, а не по-другому. Я решила остаться и продолжить образование в аспирантуре.

Карьера

Маргарита Ремизова , ассистент биологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, Москва:

Если понимать карьеру как продвижение по административной лестнице, то это не про меня. Про меня, скорее, исследовать и публиковать больше статей. Вот в этом заключается моя карьера.

Что касается продвижения по должностной лестнице. Тут есть некий подвох. Докторскую диссертацию защитить, несомненно, хорошо. Есть такой тезис, что в науке все деньги начинаются с доктора, т. е. докторам активнее и гранты дают и другие преференции. Но как только человек защищает докторскую диссертацию, ему автоматически садятся на шею и говорят – ты будешь делать такую, такую и такую административную работу. Я еще ни разу не видела, чтобы на человек, который защитил докторскую, не навесили чего-нибудь такого.

как только человек защищает докторскую диссертацию, ему автоматически садятся на шею

К тому же, защитить докторскую диссертацию в России дело довольно сложное. Это не по совокупности работ, как в некоторых странах, когда ты набрал стопочку из 100 своих статей, отнес в комиссию, а они посмотрели и сказали – о, да, достоин! Все-таки надо сесть, написать большей или меньшей толщины том, потом пройти некие бюрократические процедуры. Если человек задался целью это сделать, будет у него докторская степень. У меня пока времени нет, ребенок все отнимает.

Наталия Миропольская , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:

Я могу сказать, что я не карьерный человек. Про докторскую мы шутим, что после 35 возможно придется это сделать, потому что есть много программ, сделанных под молодых ученых. А молодой ученый кандидат наук - до 35 лет, тогда как молодой доктор – уже до 40. Часто бывает, что люди не хотели, но им пришлось защищать докторскую, потому что это нужно для показателей учреждения, для показателей научных групп. Мне же нравится моя работа сама по себе.

Ольга Булавченко , научный сотрудник Института катализа РАН, Новосибирский госуниверситет:

Довольно сложно понять, что такое карьера в науке. Какого признания ты хочешь? Не факт, что когда ты станешь начальником, ты сможешь заниматься тем же, чем ты занимаешься сейчас, что тебе нравится. Мне кажется, система в российской науке так построена, что от начальника-ученого требуют много административной работы, а не способности быть генератором идей.

Анна Вологжанина , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:

Еще один критерий научной успешности и признания – это приглашения на конференции в качестве устных докладчиков, а еще замечательней – приглашенных докладчиков. Я поняла, что административной карьеры мне точно не хочется. В глубине души мечтается, что когда-нибудь тебя заметят настолько, что иностранное жюри, награжденное всякими премия и т. д., пригласит именно тебя с твоими работами. Но я думаю, что для этого мало делать хорошее дело – публиковаться в правильных журналах, надо еще и уметь общаться с этими людьми лично.

Мария Борисова, ведущий научный сотрудник Института фундаментальных проблем биологии РАН (Пущино):

Несколько дней назад я разговаривала со своими коллегами. И мне говорят: "Твои заслуги – это потому что ты изначально была настроена на то, что надо идти в науку идти, надо думать о карьере". Я говорю – стоп, минуточку! Это как раз то, о чем я никогда не думала - что надо что-то делать для карьеры в науке! Честно говоря, послушав всех нас, складывается такое впечатление, что это один из ключевых моментов, который помог нам стать теми, кем мы являемся на сегодняшний день - успешными учеными.

Я вернулся в Москву из эвакуации в июне 1943 года. Мне было 17 лет, и я окончил 9 классов. Передо мной встал вопрос: что делать дальше? Продолжать учиться в школе не имело смысла: в следующем году мне исполнялось 18 лет, и меня должны были взять в армию. А такие юноши, как я, не имеющие опыта и малоприспособленные к жизни, попавшие на фронт, как правило, погибали в первой же атаке. (Я знал это, потому что в 1942 году полгода работал в госпитале.)

В это время, летом 1943 года, в ряде московских вузов открылись подготовительные отделения, куда принимали школьников, окончивших 9 класс. За несколько месяцев они проходили программу 10 класса, сдавали экзамены и поступали на первый курс вуза. Студентам давалась броня — отсрочка от призыва в армию: уже в 43-м году правительство понимало, что после войны стране будут нужны инженеры. В университете подготовительного отделения не было, в энергетическом и авиационном институтах прием уже был закрыт. Единственным институтом, куда можно было поступить на подготовительное отделение, был Московский электро-механический институт инженеров транспорта. Я стал его студентом и в 1944 году окончил 1-й курс.

Летом 44-го года студентов 1 курса МЭМИИТа послали на месяц на лесозаготовки под Конаково, около канала Москва-Волга. Нас, четырех человек, поселили в маленькой комнате в деревенской избе. Мы были подготовлены к тому, что нас ожидает, захватили с собой пиретрум -порошок от клопов — и посыпали им пол и стены до примерно 1 м высоты. Ночью, когда мы проснулись и зажгли фонарик, оказалось, что выше этой линии вся стена шевелилась -по ней сплошь ходили клопы. Далее выяснилось, что туалетов в деревне не существует, ни в доме, ни во дворе — всего лишь в 100 км от Москвы мы попали в средневековье.

Столовая, где нас кормили два раза в день, находилась в 3−4 км в одну сторону от деревни, а лес, где мы работали, в 3−4 км в другую сторону. То-есть нам надо было помимо работы проходить в день около 20 км. Если человек выполнял норму, он получал в день 600 г хлеба, утром кашу, вечером суп и кашу с мясом или рыбой; если не выполнял, норма хлеба снижалась на 200 г; если перевыполнял, то ему полагались «стахановские»: норма хлеба увеличивалась на 200 г и выдавалось дополнительное второе. На валке леса, чем мы занимались, выполнить норму было невозможно. Поэтому мы поступали следующим образом: один день мы сдавали десятнику лишь 20−30% нормы, а остальное прятали — ведь было неважно, насколько не выполнишь норму, зато на следующий день мы перевыполняли норму и получали «стахановские».

Перспектива стать железнодорожником меня не воодушевляла, мне хотелось заниматься физикой. Я решил поступить на заочное отделение физфака МГУ. Для этого нужно было получить разрешение в МЭМИИТе, и я легко его получил, поскольку был там на хорошем счету. Более того, мне дали свободное (не обязательное) посещение лекций, что было большой редкостью. Я поступил на заочное отделение физфака осенью 1944 года и успешно сдал зимнюю сессию, получив все пятерки.

В марте-апреле на физфаке был объявлен набор в специальную группу, куда принимали студентов из других институтов без всяких экзаменов. Причем если человек был зачислен в эту группу, то его в обязательном порядке должны были отпустить из его прежнего института и он освобождался от призыва в армию. Теперь ясно, что это был набор для атомного проекта, и происходил он до появления информации о взрыве атомной бомбы. Я попытался попасть в эту специальную группу, но получил отказ, хотя у меня было преимущество над всеми остальными студентами других институтов — я сдал первую сессию на физфаке. Также получил отказ Давид Абрамович Киржниц, будущий член-корреспондент РАН, у которого была рекомендация от Ландау.

Интересно, как он получил эту рекомендацию. Киржниц учился в МАИ. У них была преподавательница физики, которая заметила его неординарные способности. Она была знакома с Ландау, сказала ему об этом способном студенте, и Ландау пригласил его для беседы. После разговора Ландау сказал: «Я напишу письмо-рекомендацию декану физфака Предводителеву». Он взял лист бумаги, перо, сел и задумался. «Я не могу написать „Дорогой Александр Саввич“, — сказал Ландау. — Он мне вовсе не дорог. Я не могу написать „Уважаемый …“ — я его не уважаю». Он подумал еще немного, потом воскликнул: «О, я напишу ему: „Dear“ — это по-английски ничего не значит».

Весной мне пришлось сдавать экзамены в МЭМИИТе и на физфаке. Я решил экзамены по железнодорожным дисциплинам в МЭМИИТе сдать на тройку, чтобы мне потом было легче уйти. У нас был предмет «Топливо, вода и смазка», ТВС. Я его почти не учил, лишь в течение нескольких часов перед экзаменом проглядел учебник. На экзамене мне задали вопрос: «Есть смесь воды с керосином. Как отделить одно от другого?» У меня просто не повернулся язык сказать что-либо иное, чем: дать постоять, сверху будет керосин, внизу вода. Я получил пять.

Весеннюю сессию на заочном отделении физфака я сдал на пятерки и получил очень хорошие рекомендации от тамошних профессоров — Градштейна и Моденова. С осени я снова стал предпринимать попытки перейти с заочного отделения на очное. При этом я не говорил, что учусь в МЭМИИТе, а только о том, что хочу перейти с одного отделения физфака на другое.

Я пошел в Министерство просвещения, к заведующему отделом университетов. И тут мне повезло! Заведующий отделом Зацепин (увы, я не знаю его имени и отчества) оказался порядочным человеком, он сказал: «Вы хотите перейти с заочного отделения на очное? Ну и переходите». — «А Вы подпишете бумагу о том, что Вы не возражаете?» — спросил я.-«Конечно», — ответил он и тут же продиктовал текст бумаги машинистке. С этой бумагой я пошел на физфак, и тут мне опять повезло: Георгий Петрович находился в отпуске, и вместо него был другой человек. Глядя на него невинными глазами, я сказал: «Георгий Петрович обещал мне, что если у меня будет письмо из Министерства просвещения о том, что оно не возражает против моего перевода с заочного отделения на очное, то он меня зачислит студентом на физфак. Вот это письмо». — «Я оформлю приказ», — был ответ. Когда Георгий Петрович вернулся из отпуска, он уже ничего не мог поделать. Надо было уйти из МЭМИИТа, и уйти без скандала — иначе на меня были бы направлены бумаги в военкомат. Мне удалось этого добиться после семи визитов к декану и директору МЭМИИТа — железнодорожному генералу Федоренко.

Так я стал физиком. Но прошло еще много времени, пока у меня появилась надежда, что я могу стать физиком-теоретиком. Я долго колебался, но потом решился и стал сдавать Ландау теоретический минимум. Первые экзамены — вступительный по математике, механику и теорию поля — я сдал сравнительно легко. Но при подготовке квантовой механики я застрял: некоторые вопросы были мне непонятны, их надо было изучать по оригинальным статьям, книги «Квантовая механика» Ландау и Лифшица еще не было.

На 4-м курсе студентов распределяли по кафедрам. Я подал заявление на кафедру теоретической физики и был зачислен. Но вскоре пришло новое распоряжение, и меня перевели на кафедру «Строение вещества». Это было зашифрованное название, на самом деле оно означало кафедру ядерной физики и физики элементарных частиц. Тогда я очень огорчился такому переводу и пытался добиться его отмены, но потом понял, что мне опять повезло. Дело в том, что на этой кафедре разрешалось, чтобы руководителем дипломной работы был любой физик, участвующий в атомном проекте, тогда как на остальных кафедрах требовалось, чтобы он преподавал на физфаке.

На кафедре «Строение вещества» студенты предпочитали сами найти себе руководителя и с ним договориться. Киржниц и я хотели взять себе руководителя из школы Ландау. Один старшекурсник — Б. В. Медведев — дал Киржницу два телефона — Померанчука и Компанейца. И мы решили, что сначала будет звонить Киржниц, и если ему удастся договориться, то по второму телефону буду звонить я. Киржниц стал звонить Померанчуку, звонил несколько раз, но все неудачно — Померанчука не было. Тогда он позвонил Ком-панейцу, и тот легко согласился взять его своим дипломником. Мне оставалось звонить Померанчуку. Я сделал много таких звонков, и каждый раз мужской голос мне отвечал: «Померанчука здесь нет»! Уже потом, когда я стал работать в ИТЭФ, я понял, в чем было дело. Телефон, номер которого мне дали, стоял не в кабинете Померанчука, а в холле, и за ним сидел солдат. Наконец, один раз — о чудо! — тот же голос позвал Померанчука. По-видимому, в тот момент Померанчук проходил через холл или, может быть, стоял в холле и с кем-то разговаривал. Мне опять повезло! Я сказал, что я студент университета, сдал 3 курса из минимума Ландау и хочу делать у него дипломную работу. Для Померанчука тот факт, что я сдал Ландау три экзамена из теорминимума, был достаточен, чтобы взять меня в дипломники (в то время сдавших теорминимум было мало — человек 10), и он пригласил меня к себе домой для окончательного разговора. Я пришел. В тот день был сильный мороз. У меня не было шубы или пальто: я был в короткой летной курточке, под которую моя мама подшила беличий мех из старой бабушкиной шубы. Эта курточка решила мою судьбу — впоследствии Померанчук сам сказал мне об этом — я стал его дипломником.

Померанчук мне сильно помог в подготовке к экзамену по квантовой механике: он дал мне верстку тех глав готовящейся к печати «Квантовой механики», где было изложены непонятные мне вопросы. После этого квантовая механика была сдана, сдано еще несколько курсов. Я начал делать дипломную работу, тему которой мне дал Померанчук. Но у меня не было уверенности, что из меня получится физик-теоретик. Скорее наоборот, не было даже и надежды. Как говорил один из героев в книге Синклера Льюса «Эроусмит»: «Не всякий, кто работает в науке, — ученый. Лишь очень немногие». Еще в большей степени это относится к теоретической физике: одно дело — сдавать экзамены и решать задачи и совсем другое — работать творчески.

Впервые надежда, что я смогу стать физиком-теоретиком, появилась у меня во время работы над задачей, поставленной Померанчуком. Я ясно помню это мгновение -звездное мгновение в моей жизни.

Померанчук предложил мне вычислить поляризацию медленных (резонансных) нейтронов при их рассеянии на ядрах. Такая поляризация возникает за счет интерференции ядерного рассеяния с взаимодействием магнитного момента нейтрона с кулоновским полем ядра (релятивистский эффект). Амплитуда взаимодействия магнитного момента с кулоновским полем — чисто мнимая. Поэтому интерференция возможна только тогда, когда ядерная амплитуда содержит мнимую часть. Подобную задачу ранее решил Швингер, который рассмотрел рассеяние нейтронов при высоких энергиях, когда ядерное рассеяние носит диффракционный характер и его амплитуда чисто мнимая. В случае Швингера рассеяние происходило на малые углы, передаваемые импульсы были намного больше обратных размеров атома и взаимодействие магнитного момента нейтрона с атомными электронами можно было не учитывать. Померанчук предложил мне рассмотреть рассеяние нейтронов низких энергий в области резонансов, где ядерная амплитуда также имеет мнимую часть. Здесь, однако, рассеяние происходило на большие углы. Я пытался найти область, где можно было применить метод Швингера, т. е. не учитывать взаимодействие магнитного момента нейтрона с атомными электронами, но результаты были неубедительными, и я был в унынии. И сидя в читальном зале библиотеки МГУ — я ясно помню это мгновение,-я вдруг сообразил, что могу провести вычисления точно, не используя никаких приближений, — мне нужно лишь учесть атомный формфактор, и я могу это сделать.

Это была моя идея, ее не было у Швингера! И тут у меня впервые появилась надежда, что я смогу стать физиком-теоретиком.

Борис Иоффе